Ушла Инна Чурикова. Актриса, что называется, от Бога. Клоунесса, актриса гротеска, драмы и высокой трагедии. Незабываемая Таня Теткина из «В огне брода нет» и румяная Марфушка из «Морозко», романтичная Паша из «Начала» и громогласная Антонида Васильевна из «Варвара и еретика», изысканная Якобина из «Того самого Мюнхгаузена» и властная Васса Железнова, вечно озабоченная тетя-мама Кроликова из «Ширли-мырли» Меньшова и Офелия в спектакле «Гамлет» Тарковского, мать Диванных воинов в «Стране ОЗ» Сигарева и Аркадина в «Чайке» Марка Захарова, Ниловна в горьковской «Матери» и мэр Елизавета Уварова в «Прошу слова» Глеба Панфилова… Одна из последних в истории актрис, получивших высшее звание народной артистки СССР.
Потеря невообразимая. Для кино и театра, для искусства, для страны, для русской культуры, для каждого из нас.
Ее актерская судьба начиналась с полной безнадеги, но сложилась абсолютно триумфально. Ее дважды проваливали на вступительных экзаменах в театральные вузы. А окончив наконец Щукинское, она играла в детском театре Лису и Бабу-ягу — под гримом актрису не было видно. Режиссер Глеб Панфилов в какой-то мере воспроизведет начало такой судьбы в фильме, который так и назывался — «Начало». Там точно такая же девушка «из глубинки» вдохновенно играла ту самую Бабу-ягу, пока некий кинорежиссер не увидел в ней героиню своего фильма о Жанне д`Арк. Фактически это была прикидка будущей роли для самой Чуриковой, но кинематографические начальники так и не дали Глебу Панфилову снять этот давно им задуманный, выношенный и грезившийся в мечтах фильм — потенциально коронная роль актрисы осталась не сыгранной. Посмотрев ее Жанну в двух-трех коротких фрагментах из «Начала», министр культуры Франции Фредерик Миттеран заявил, что это лучший фильм об Орлеанской деве из всех, что он видел.
Встреча с Глебом Панфиловым была для обоих судьбоносной. Молодой свердловчанин искал актрису для своего дебютного фильма из времен гражданской войны «В огне брода нет». Ему посоветовали какую-то Лидию Чурикову — он отыскал ее в Москве, правда, под именем Инна и снял в роли санитарки, самородка-художницы Тани Теткиной — и на небосклоне нашего кино зажглась новая необычно яркая звезда. Тогда они нашли друг друга, и повезло обоим. Потому что лучшие роли Инны Чуриковой в кино и, частично, в театре свершились благодаря этому творческому и семейному тандему, а практически все творчество большого режиссера согрето ее талантом, ее умением глубоко вдуматься в любой его замысел, его прочитать глазами единомышленницы — она стала его музой. А больше всех повезло нам: в наше искусство пришел талант единственный в своем роде, ни на какой другой не похожий, и каждая новая встреча с ним была потрясением и счастьем. Потом Чурикова дебютировала и во «взрослом» театре — в обновившемся «Ленкоме» Марка Захарова в роли Неле из музыкального спектакля «Тиль», ее партнером был молодой Николай Караченцов — и всем стало ясно, что родился новый грандиозный театр и в нем — грандиозная театральная актриса.
Перечислять все, ею сыгранное на сцене и на экране, невозможно и бессмысленно — это на памяти у всех, кто серьезно интересуется искусством. Интересно, что лучшие ее роли зрители помнят по именам ее героинь, что случается редко: попробуйте вспомнить имена персонажей почти любой из новейших звезд — не вспомните. Нет той рельефности, колоритности, уникальности образов. Чурикову можно назвать одной из величайших актрис нашей истории, она уже на взлете стала легендой, одно ее имя собирало полные залы.
В чем был ее секрет? В умении перевоплощаться из простушки в змею подколодную, из гранд-дамы в замарашку, из тихони в разбитную бой-бабу? Да, конечно, это всегда вызывало веселое изумление зрителей, ее встречали аплодисментами в любой новой роли, а Глеб Панфилов с полным правом называл ее «человеком с тысячью лиц». Но вспомним ее в «Теме» Панфилова, или в его же «Без вины виноватых», или в забытой теперь трагической роли Любови Яровой — такую обнаженность человеческой души, такую не сыгранную, а реально переживаемую боль редко встречаешь в лицедейском искусстве. Она всегда казалась по-человечески невероятно сильной, если могла десятилетиями выдерживать эти эмоциональные перепады и эту сердечную отзывчивость на все, что она делала, что переживала в фильме или спектакле.
Когда я спросил Глеба Панфилова о неисчерпаемости ее душевных запасов, он грустно ответил: «Любой аккумулятор можно посадить. Конечно, это бывало: когда огромная работа, или недуг и плохое самочувствие, какой-нибудь вирусный грипп — все это сходится в одной точке, и так бывает грустно, так ее жалко в эти минуты…
— Это чувствуют в зале?
— Никогда. Это я чувствую дома. В театре она берет из своего НЗ. Я ей говорю: так нельзя, ты берешь из неприкосновенного запаса, а это запас невосполнимый. Но на сцене это не чувствуется. А после спектакля, дома это сказывается с лихвой».
Потеря невообразимая. Для искусства, для страны, для русской культуры, для каждого из нас
Ее актерский диапазон был, по-моему, безбрежен — она могла играть всё. Более того, это «всё» она умела вложить в каждую отдельную роль, и это сообщало образу многомерность, многослойность, глубину. В роли Алиеноры из «Аквитанской львицы» она была, по точной характеристике режиссера этого «ленкомовского» спектакля Глеба Панфилова, «человеком-оркестром: в ней и ангелы, и демоны, она и мать, и жена, и любовница, в ней ненависть, любовь, ревность, интриги, женские слабости, изощренный ум — в ней всё!».
И еще ее отличало от многих коллег такое качество, как неукротимый азарт. Она никогда не выходила на сцену работать, отбывать роль, на автомате повторяя отрепетированный рисунок. Она туда бросалась с такой энергией и так самозабвенно, словно это впервые, словно она изголодалась по чему-то настоящему, ради чего родилась и жила. В спектакле «Варвар и еретик» она просто являлась на сцену, с торжеством возглашая: «Майне дамен унд херрен!», и зал лежал — с таким азартным восторгом это было выпалено. Ну а знаменитую Come prima из «Начала» все потом не раз пели дома, улыбаясь и радуясь. Спеть, конечно, не проблема, а вот такое сияние глаз, такую самозабвенную погруженность в счастье, какие излучали в тот миг Чурикова с Куравлевым, не каждая актриса умеет передать. Это к ней относятся слова Пастернака о «полной гибели всерьез», и ее работу на сцене я всегда воспринимал как полет под куполом цирка без страховки — перехватывало дыхание. В кино такой эффект невозможен — все знают, что это экран и пленка, а вот живой театр дарил это уникальное ощущение, и оно тоже делало каждую встречу с Чуриковой незабываемым событием. Это тот редкий в искусстве случай, когда актрису Чурикову было невозможно отделить от Чуриковой-личности, Чуриковой-человека, живущего здесь и сейчас и находящего хоть в Шекспире, хоть в Горьком, хоть в Треневе отзвуки сегодняшних тревог.
Снимаясь у Андрея Кончаловского в «Курочке Рябе», она по-человечески страдала: режиссер категорически требовал, чтобы «не было влажно», — а она не могла существовать в роли умозрительно и рационально, и хоть сыграла, как всегда, с блеском, но ее сущность человека отзывчивого корректировала весь фильм — возможно, от этой невидимой зрителю борьбы и получившийся таким ярко драматичным. У Кончаловского, вероятно, самым открыто эмоциональным.
Все в ее бездонном творчестве продиктовано уникальной актерской интуицией, наблюдательностью, умением претворить хаос жизни в гармонию искусства, когда отсечь даже миллиметр чего-то случайного и лишнего не получится — тут все необходимо, как в совершенном создании природы, ее чуде.
Она была из тех людей, каких называют позитивными. Бесконечно любила животных, преданно дружила с кошками, отводила в общении с ними душу. «Она от природы так заряжена чувствами любви и доброжелательности, что я мало знаю ей равных в этом позитивном настрое», — признавался Глеб Панфилов. Как-то очень давно мне довелось быть с ней на кинофестивале в Торонто, и мы втроем бродили по городу, и не покидало ощущение, что наша попутчица освещала дорогу одним своим присутствием, умением радостно изумляться всему, что дарил этот день и этот город, — затейливой рекламе, белке, скачущей по фонарным столбам, — и передавать это абсолютно детское чувство всем, кто рядом.
Уход Инны Чуриковой ее коллеги, ее друзья, ее зрители переживают как глубоко личную потерю, невосполнимую без всяких оговорок — таких больше и впрямь не бывает. И это большое счастье, что она много снималась в кино, что спектакли «Ленкома» записаны телевидением — подаренные ею сокровища останутся с нами всегда, и мы будем снимать ее фильмы с полки как любимые книги. Это уже классика, всегда необходимая, всегда актуальная, вечная.
Наши глубочайшие соболезнования ее супругу, замечательному кинорежиссеру Глебу Панфилову, во многом благодаря которому мы открыли для себя одну из лучших актрис современного мира. И их сыну, актеру Ивану Панфилову, который дебютировал в кино в их «семейном» и потому особенно теплом фильме «Без вины виноватые» в роли Незнамова.
Прямая речь
Яна Поплавская:
— Мы много общались с Инной Михайловной во время съемок и после работы в фильме «Васса», где я играла ее дочь. Я приходила на премьеры «Ленкома», потом за кулисами, она, выслушав слова восхищения, в ответ каждый раз говорила, какая я умница и талантливая. Так мама детям обычно говорит… Да она и на площадке ко мне относилась как к дочери. На съемках «Вассы» в Нижнем, когда мы выходили на палубу баржи, она всегда кутала меня, говорила: не выбегай раздетая, не простудись. Спрашивала, поела ли я. Она помогла мне понять, как оставаться человеком в этой сложной, очень эгоистичной профессии.
Это редкий в искусстве случай, когда актрису Чурикову было невозможно отделить от Чуриковой-личности, Чуриковой-человека, живущего здесь и сейчас
Николай Бурляев:
— На «Военно-полевой роман» она пришла позже, когда я уже отработал с Тодоровским треть фильма. Я всегда считал Чурикову великой, мне всегда хотелось поработать с ней — в нашей первой общей сцене мы с ней танцевали в паре. Поначалу она была немного зажата, скованна, трудно входила в роль. Но зато потом уже парила, творила, на ходу импровизировала, придумывала что-то поверх сценария, дополняя тексты…
Потом мы вместе приехали в Бельгию на премьеру картины. Суточных дали мало, а нам уж очень хотелось что-то привезти — ей для Глеба, мне для своих. Идем по Брюсселю, заглядываем в витрины. А они так вымыты, что не видно стекла, и я, рассматривая ценники, не заметил и со всего маху впаялся в стекло лбом! Инна засмеялась и говорит: «Ну и ладно, Коля, зато мы духовно богаты!»
Записал Андрей Васянин
Пять самых ярких ролей Инны Чуриковой в кино
Так закалялась королева
Кажется, не так давно в интервью «РГ» Инна Чурикова рассказывала, как появилась на свет. «Меня мама рожала долго, мучилась, соседки по палате всполошились: «Может, Лизка померла?» Когда мама по стеночке чуть живая зашла в палату, то сказала: «Я же вам сказала, что буду рожать королеву, я ее родила».
Королеву, к слову, Инна Михайловна играла до последнего — Елизавету II в потрясающем спектакле «Аудиенция» в Театре Вахтангова. Но зрители всей страны, конечно, чаще видели ее в кино. «РГ» вспоминает пять самых ярких киноролей любимой актрисы.
Марфушка в «Морозко»
Трудно поверить, но были времена, когда советские сказки становились мировым событием — как потом голливудские. Картина культового режиссера Александра Роу была как раз мировым хитом. И молодая Чурикова получила признание и даже награды, например, медаль от посла Чехословакии, где «Морозко» стал главным новогодним фильмом. Фото ее летели по всем европейским журналам!
Хотя и роль не главная, и персонаж ее отрицательный. Сама актриса считала, что был перебор с гримом, отчего сама она себе на экране очень не нравилась, даже клялась, что никогда больше сниматься не будет. Но ведь такой реакция у молодых актрис на свои первые роли бывает часто.
«Морозко» снимали на севере страны, актерам пришлось немало померзнуть, ходит также байка, что вместо яблок в корзине у Чуриковой лежали луковицы, по неопытности артистка не стала задавать лишних вопросов — и хрустела в кадре луком. Так закалялась королева.
Таня Теткина «В огне брода нет»
Бывают картины эпохальные для киноискусства, а бывают еще и для создателей. На съемках фильма «В огне брода нет» молодая актриса Инна Чурикова познакомилась со своим будущим мужем — режиссером Глебом Панфиловым. Это одна из самых известных историй любви нашего кино. «Без него дышать не могу», — говорила Инна Михайловна, и этим все сказано об их счастье.
Для Панфилова это был дебют в большом кино, поэтому не обошлось без лишних сомнений, тревог и опасений. В одном режиссер не сомневался — главную роль, невзрачную и неуклюжую санитарку, у которой неожиданно открывается талант художницы, должна сыграть Чурикова. Она и сыграла, да так, что ее партнеры — а это Солоницын, Глузский, Кононов — не то чтобы остались в тени, но коллеги и зрители поняли, кто здесь самая яркая звезда.
В этот фильм Чурикову «сосватал» Ролан Быков, рассказавший режиссеру о «гениальной актрисе из московского ТЮЗа». Супруги благодарили его всю жизнь.
Паша Строганова и Жанна д»Арк в «Начале»
И это фильм Глеба Панфилова, и это главная роль Инны Чуриковой. Неказистая провинциальная девочка, в которой вдруг просыпается недюжинный талант актрисы. Игравшую в самодеятельности ткачиху заметил столичный режиссер. Да, много перекличек с историей самих Панфилова и Чуриковой. Но в те времена не думали о хайпе и о желтой прессе, а снимали фильм про глубину и силу человеческой веры. И снова успех. И критики, и члены жюри международных фестивалей в один голос: фильм состоялся, главным образом, благодаря актрисе.
Кстати, семь лет назад в подмосковном Кореневе был установлен памятник Паше Строгановой из фильма «Начало». Героиня Чуриковой с «Золотым львом» Венецианского кинофестиваля, а рядом на стуле котенок. Актриса рассказала: «Здесь в НИИ работала моя мама, здесь я пошла в детский сад, и здесь к нам прибился котенок по имени Счастье, который и отображен в бронзе».
Баронесса из «Того самого Мюнхгаузена»
Циничная баронесса, у которой давний счет к странному мужу, мечтает, чтобы его скорее признали невменяемым, — тогда ей светит все его имущество. Барон пытается выбить у нее развод. За кажущейся простотой сюжета феерия остроумия и света.
У Марка Захарова снимались только великие актеры. Чурикова здесь в своей компании — Янковский, Абдулов, Броневой, Кваша. Родные, почти все ленкомовцы. Как много лет спустя переживала Инна Михайловна уход каждого из них. И размышляла в интервью: «Понимаю, что это неизбежно и что чудес не бывает. Хотя говорят, ученые уже открыли какие-то таблетки долголетия — ведь по Библии люди жили 130 лет. И я хочу жить».
Вера из «Военно-полевого романа»
Этот фильм Петра Тодоровского, основанный на реальной истории, мог вообще не дойти до экранов. Еще на уровне сценария от него отказывались киностудии — мол, слишком бытовая история, любовный треугольник, да еще какие-то разговоры о репрессиях, сосед гэбэшник, кто такое пропустит? И все-таки Тодоровский нашел студию, подобрал актеров и снял кино, ставшее еще одним событием в жизни нашей культуры. Кажется, что Инна Чурикова в проходных картинах и не снималась — в этом тоже был ее дар. Как и дар жить, дружить, быть королевой.
В «Военно-полевом романе» у Инны Михайловны была роль утонченной интеллигентной женщины, то есть это отличалось от того, что она играла ранее. Но если и сближать образ на экране с личным, то именно у Тодоровского Чурикова была собой.
Фильм, кое-как преодолев редактуру, которую принято называть цензурой, лишившись разговоров про репрессии и намека на гэбэшника, все-таки дошел до зрителя и кинофестивалей. И тут только киностудии, что воротили от него нос, поняли, как они ошибались. «Военно-полевой» номинировали на «Оскар», а Инна Чурикова собрала урожай наград на международных кинофестивалях в номинации «Лучшая женская роль». В том числе «Серебряного медведя» в Берлине.
Подготовил Максим Васюнов
