Группа «Ласковый май» обязана своим появлением именно Сергею Кузнецову. Отслужив в армии он, в прошлом киномеханик долго не мог найти работы в Оренбурге.
Преподавать в музыкальную школу его — пианиста-самоучку не брали, так как не хватало образования: музучилище он так и не закончил.
Хорошо, что в детских домах требования были поменьше: подростки обычно — дети из трудных семей, желающих идти туда было немого. И он устроился вести музыкальный кружок в школу-интернат № 2 — зарплата меньше 100 рублей, зато есть инструменты и по сути, никакой ответственности: только бы никто из учеников не сбежал, не нахулиганил, не сломал пианино….
Прозвище у Кузнецова было доброе — Кузя
Но Сергей был человеком незлобивым, спокойным, улыбчивым, невозмутимым. Флегматичным. Не обращал внимания, сочинял песни для себя, на баловство учеников не реагировал, к тому же вел и дискотеки. Словом, кайфовал и на ерунду внимания не обращал, что ученики его тоже любили. Таким мне сразу и запомнился…
Однако пришла разнарядка ехать на Фестиваль творчества детских домов. Директриса очень уж просила выиграть. Пришлось ускориться: искать солиста, больше репетировать. Искали везде. А нашли в детском доме поселка Акбулак — как раз Юрия Шатунова. И в декабре 1986 года состоялся первый концерт, в актовом зале интерната.
Началась история «Ласкового мая» трагично: на Фестивале они провалились, Кузнецова выгнали с работы, потом обвинили в краже инструментов…
Но песни Кузнецов написать для голоса Шатунова уже успел. Одной из первых — как раз «Белые розы». А главное — вокалиста и композитора успел увидеть и приметить бывший каменщик и танкист Андрей Разин, старавшийся стать продюсером. Тогда же и появилось название — «Ласковый Май», взятое из строчки одной из песен — «Но ласковый май вступит в права»…
Записали несколько кассет, предложили их киоскерам на вокзале — тогда, в годы перестройки это был самый быстрый и выгодный путь — и к славе, и к деньгам. Пассажирам нравилось — покупали и везли песни по стране — расширяя географию славы. Продавцы ларьков — сразу же отсчитывали процент, выручку музыканты тратили на то, чтобы записать уже и новые кассеты.
И когда Разин прикинул, что их песни доехали и услышали в Москве — ребята сбежали из детского дома и интерната (кто-то прихватил с собой и свой паспорта, что было нельзя). Но трудные подростки, перестройка, «баба с возу — кобыле легче» — искать их не стали, может и порадовались, что забот будет меньше….
Ехать в Москву Кузнецов не хотел
Сергей привык к дому, тем более — мама его болела и ей нужна была его помощь. Но деньги были еще нужнее. Да и Андрей Разин умел убеждать и заряжать энтузиазмом, жаждой славы! Гений и дипломат, а не продюсер!
В Москве он снял для Сергея Кузнецова, Юрия Шатунова, себя и еще пары приехавших с ними музыкантов двухкомнатную квартиру на углу Лесной и Новослободской улиц — дом 63/ 43. В большом кирпичном доме — с видом на расположенную во дворе Бутырскую тюрьму. Зато близко от двух вокзалов — Белорусского и Савеловского. Это было важно: Кузнецов, Разин и Шатунов собирались много ездить с концертами. И — продавать на вокзалах все новые кассеты.
Был я в этой квартире. Главное место там занимал — телефон. Не параллельный, отдельный! Обязательно надо было, чтоб кто-то всегда оказывался на связи и отвечал на приглашения или просьбы об оптовой продаже кассет.
Сергею Кузнецову там было не очень уютно. Он привык к творчеству, спокойствию, любил побыть в одиночестве.
На Лесной это было невозможно: все жили в одной квартире, с диванами, кроватями, прикупили и раскладушку. А вскоре там появился и директор — полный, благодушный и очень быстрый на реакцию и поступки администратор Рашид Дайрабаев. Следил, чтоб не водили девушек, и чтоб в холодильнике всегда была еда. Не до разносолов: обычно — колбаса, пельмени, сосиски…
Концертов ведь становилось все больше — Разин свое дело знал.
Помню свой первый разговор с ним. Тогда я закончил журфак МГУ, работал в «Студенческом меридиане» и позвонил Разину:
— Хочу прийти на ваш концерт. На ближайший. Можно?
— Не можно, — послышался из трубки строгий голос. И через паузу, уже доброжелательный и азартный, — Не можно, а нужно!
Магнитоальбомы меж тем выходили один за другим. Все под номерами, в каждом обычно всего семь песен. Таких сильных хитов как «Белые розы» или «Розовый вечер» в них уже не было. Чаще пропорция была такая: один шлягер и шесть песен «наполнителей. Творчество поставили на поток, солисты в туры уже ездили разные, посменно. Но заработки были отменные! Хотя и уже без хитов.
Вряд ли эта ситуация нравилась Сергею Кузнецову. Он отказывался от интервью. Нередко его вдели молчаливым, невозмутимым и хмурым. Новых друзей в московском шоу-бизнесе не появилось: одни смотрели на новичков косо, другие — с завистью. Да композитор и артисты и не стремились с кем-то общаться. Да и некогда было.
И в 1989 году он решил вернуться в Оренбург. О маме надо было заботиться. Да и создавать другие проекты с мальчишками — самый удачный — «Чернила для 5 класса». Но хорошего продюсера уровня Разина ему не хватало.
А два года спустя распался и «Ласковый май»…
