Николай Харджиев заметил об акварелях Артура Фонвизина (1882 — 1973): «Искусству Артура Фонвизина присущ ритм юношеской походки.
Не удивительно, что оно так легко перешагнуло через столетие его жизни». Этот ритм узнается в его ранних работах, показанных на легендарных выставках «Голубой Розы», «Золотого руна», «Мира искусства»… Но странность в том, что «шаг» Фонвизина со временем не только не становится тяжелее, а, напротив, обретает воздушную легкость. В 47 лет он перешел от живописи маслом к акварели.
Слухи об этом из советской Москвы дошли до его приятеля Михаила Ларионова в Париже (возможно, этому поспособствовали и выставки по линии ВОКСа…). И Ларионов пишет старому другу, однокашнику по Московскому училищу ваяния и зодчества: «Артур, ты, кажется, сошел с ума. Акварель — это же баловство. Подумай, на что ты будешь жить?».
Артур Владимирович не сошел с ума. Он влюбился и женился на художнице Наталии Осиповне Малкиной. А жил с семьей в коммуналке, в комнатке, единственное окно которой выходило на кирпичную стену, рисовал для детских журналов «Зорька», «Пионер», работал для лучшего тогда издательства Academia, которое выпускало классику.
Среди книг, которые он иллюстрировал, — и проза Бальзака и братьев Гонкур, и арабские сказки, и немецкие романтические повести , и «Недоросль» Фонвизина… На нынешней выставке в «Ковчеге» отдельный зал посвящен его «переложениям» на язык акварели не только немецких романтиков, но и картин Рембрандта, Ренуара, Пикассо… Тот мир, который возникает в этих «переводах», словно находится под «чарами любви».
Он высветлен, лишен строгой геометрии кубизма, но сохраняет чувственность «Данаи», волнующую пленительность женских образов Ренуара, печальную нежность «Акробатов» Пикассо… Акварель меняет тональность мифа, романа или эпоса, превращая вечные сюжеты в почти интимную идиллию. И в то же время — это диалог мастера со своими предшественниками, поиск своего языка, интонации, темы.
Нет, конечно, в 1930-е у него были и производственные сюжеты, и командировки на металлургический завод, и железнодорожная серия, и картина «Проводы частей Красной Армии в лагеря» к юбилею РККА. И, конечно, были акварельные портреты знаменитых балерин и актрис. Но если посмотреть каталог его выставки 1936 года в ГМИИ, то окажется, что солидную часть выставки занимали фонвизинские воздушные эквилибристки, цирковые наездницы, акробатки, которые оставались с ним со времен 1902-1903 годов.
На самом деле они пришли к нему много раньше, в далеком детстве, когда пятилетнего малыша, в развитии которого теперь бы усмотрели признаки аутизма, родители привели в цирк-шапито Чинизелли. После цирка он начал рисовать и говорить. А цирковые наездницы стали постоянным мотивом творчества Фонвизина на протяжении всей жизни. На выставке в «Ковчеге», где можно увидеть наездниц в акварелях 1930-х и 1950-х годов, в поздних пастелях и автолитографии 1962 года, поражает даже не постоянство мотива, а живописные вариации, их неисчерпаемость.
Впрочем, на той триумфальной выставке 1936 года, приуроченной к 30-летию творческой работы художника, открывавшейся музыкой Штрауса, эта живописная «оркестровка» не спасла. В разгромной статье в «Правде» художника обвинили в формализме. Издательства закрыли двери. Ситуация была отчаянная. На обсуждении работ Фонвизина в городском отделе ИЗО управления по делам искусства в марте 1937-го за художника осмелились вступиться коллеги. Это на этом заседании Александр Древин сформулирует, словно отчеканит: «Акварель чрезвычайно связана с Фонвизиным. Я думаю, Артур проложил ей путь на столетие вперед».
Среди редких работ, которые показывает «Ковчег» сейчас, есть акварели, созданные во время ссылки в Караганду в начале войны. Фонвизина выслали туда с семьей, как и многих обрусевших немцев, даром, что предки его приехали в Россию еще во времена Екатерины II.
Если бы не заступничество Веры Мухиной, Сарры Лебедевой, Владимира Татлина, Караганда могла бы оказаться его последним адресом. Но поразительно, какие работы пишет в этой ситуации Артур Владимирович, немолодой человек, которому в 1942-м уже шестьдесят. Когда-то в молодости Фонвизина упрекнули, что он не умеет писать с натуры. В «карагандинской» серии «натура» бестрепетно соединяет экзотику востока с прелестями модернизации. Тут верблюды тащат по снегу на санях бочки с водой. Караван важно двигается мимо столбов электропередач на фоне отвалов горной породы. А казашки в ярких нарядах уверенно управляют «кораблем пустыни» в городе или, спешившись, ласково гладят морду верблюда… Но эти повторяющиеся мотивы: террикон, верблюды, их хозяева — Фонвизин превращает в музыкальную сюиту. Он чуток к характеру, нраву животных, обнаруживая в них необщее выраженье.
Восточные всадницы в ярких одеждах чем-то напоминают любимых фонвизинских наездниц. То ли потому, что они отважны и управляют сильными животными. То ли потому, что радуют яркостью одежд. А параллельно подспудно звучат другие знакомые мотивы: семейного отдыха, встречи влюбленных у порога дома, красоты природы… И чудится, художник вновь ненавязчиво выстраивает диалог с мировой традицией: с малыми голландцами с их чуткостью к деталям повседневности, с вечными образами бегства в Египет…
Этот двойной диалог, который Фонвизин ведет с природой и искусством, очень чувствуется в его серии черно-белых рисунков «Деревня Коротьково», сделанных в 1948 году. Он отказывается от примет времени, выбирая романтическую вечность природы, а острой точности линии предпочитает живописную выразительность.
АФИША
Галерея «Ковчег». «Артур Фонвизин. Москва — Караганда и обратно». До 27 ноября.
