Вспоминаем одно из cамых известных и необычных творений корифея: балет «Анна Каренина». Юбилей прекрасного композитора — отличный повод подумать о его движении в сторону великой русской литературы. Гоголь, Лесков, Чехов, Толстой — это лишь часть вершин, ставших для него родными музыкально. Хотя каждая встреча Щедрина с писателем-классиком, превращенная в оперу или балет, вызывала у некоторых хранителей традиций желание спрятать от Щедрина наиболее ценные книги в железный шкаф и возвести бетонный «файрволл».
Оперу «Лолита» (1992) еще кое-как простили: время такое пришло — «как бы и это можно». Но балет «Анна Каренина» (точнее, лирические сцены, «Майе Плисецкой — неизменно»), кажется, не все принимают и сегодня, по прошествии ровно 50 лет со дня премьеры (1972). И это объяснимо. Конечно, мы с понимающей улыбкой перечитываем сейчас нигилистическую эпиграмму Некрасова:
Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом,
Что женщине не следует «гулять»
Ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом,
Когда она жена и мать.
И критические отзывы Салтыкова-Щедрина и других критиков, не нашедших в свое время «Анне» Толстого места в литературе. Дескать, лицом к лицу не увидали! Но здесь же вообще — балет! Как это они посмели вывести на сцену вместо воздушных сильфид в пачках и сказочных принцев в трико дам в шляпах и офицеров в мундирах?! Да так, словно тут нет ничего особенного. Что делать с Родионом Щедриным и его замахом на ставший великим роман?
Как всегда, искать женщину. Она неизменно была рядом с композитором. Огненная, играющая, танцующая. Майя Плисецкая вспоминает, что одной из первых Анну в ней увидела Жаклин Кеннеди.
В экранизации Александра Зархи (1967) Майя была в прямом смысле рядом с Анной Карениной: она сыграла роль Бетси Тверской. Но этой роли, конечно, для артистки было мало. Интересно, но тесно, бесконфликтно. Уже была прожита история Кармен, а без нее, как признавалась балерина, не было бы Анны. Не из такого ли небывалого сочетания женских имен появилось балетное либретто? Больше, чем в романе, оправдано в балете название: в нем — все о ней. Не потому, что о любви писать и ставить балет проще, чем о хождении в народ. Хотелось бы видеть экземпляр романа, с которым работал Щедрин! Сколько закладок, записей на полях, карандашных росчерков нашлось бы в нем. И рисунков, сделанных рукой композитора Щедрина и балетмейстера-постановщика (неизменно) Майи.
Переход литературных героев на балетную сцену обошелся без ковровой дорожки и роз. Анна, Каренин, Вронский и маленький Сережа шли по рельсам. Именно они помогли Щедрину увидеть роман в пространстве пластики. Бег железных колес, полоса отчуждения стали символами жизненной катастрофы. И вот в этом самом месте, чтобы не было слез, я предлагаю опустить занавес-шлагбаум. Щедрин не любит плачущих, хотя, кажется, прекрасно их понимает.
Он может быть ироничным любя, а может до жесткости — и по отношению к себе. В его литературных заметках, к примеру, в воспоминаниях о любимом педагоге Якове Флиере (1912-1977), это ощущается. Все-таки ранимость — от слова «рана». Рана, нанесенная уходом великого и близкого человека, сохранилась. От боли он принимает большую дозу самоиронии, вспоминая первую встречу с Флиером, свои неудачные (лишь в юности) творческие опыты.
Бессловесный балет идеален для лирического и ироничного Щедрина. Композитор болезненно чувствителен к шипам этого мира. Движение, пластика, опосредующие физические и метафизические раны, в качестве обезболивающего хорошо заменяют иронию.
Не танец, не «танцевание», а именно выразительная, все способная выразить и отразить пластика — вот мир, в котором оказались Анна, Вронский, Каренин. Классическое па-де-де, виртуозное фуэте — это другой мир: красивой, очень старательно выдуманной сказки. Музыка обескрыленной Анны и музыка белой крылатой Одетты разнятся столь же серьезно. Они рождают разную пластику… И здесь стоит вновь поднять занавес-шлагбаум…
…чтобы сказать очевидное: в балете многое решает музыка. Музыка Щедрина должна быть не станцована, а сказана, крикнута, обнята, убита. В этой партитуре композитору помогала не только муза Майя. Благодаря «Анне» я поверила, что Щедрин, не щедрый на комплименты, эпитеты, поклоны, дорожит Чайковским. Он просит у Петра Ильича помощи — и получает ее. Начните слушать пролог балета «Анна Каренина». Вспомните о Татьяне Лариной, благословите генерала Гремина, спасшего ее от участи, не много лучшей участи Карениной. Поблагодарите Пушкина, Чайковского, Толстого. И поднимите бокал за юбиляра — Родиона Константиновича Щедрина, умеющего быть щедрым.
Подобнее на портале ГодЛитературы.РФ.
