Конечно, комплексы — штука, многим свойственная. Но глубоко индивидуальная. Психопатии как предмет изображения в кино — дело проигрышное, если за навязанными ему страхами зритель не увидит проблему более общую, ее лично не прочувствует. Почувствует только, что его примитивно пугают. Именно это происходит, на мой взгляд, с фильмом «Омут».
Авторы — сценарист Ольга Лоянич и режиссер Денис Крючков — называют его жанр постхоррором и надеются, что, хорошо испугавшись, зритель возвысится над собственными страхами. Триггером для злоключений своей героини они изберут семейное насилие. И вот красивая Люба с подружками отправляется в темные леса в надежде снять главные порчи своих жизней и научиться самостоятельно строить свою судьбу. Такое начало уже отработано в сотнях ужастиков — предчувствуешь не столько интригу, сколько скуку повторений.
Ситуацию спасает оператор Гайк Киракосян: мертвая гладь озера с плывущими навстречу кувшинками завораживает и — да, пугает. Оператору помогает композитор Андрей Климинов, умело вибрируя низами, а это всегда что-то предвещает. И окончательно добивает режиссер, полагающий, что если что-то неопознанное давать мгновенными вспышками, это будет означать спутанность сознания — то ли воспоминания гложут, то ли совесть. Вот в такой обстановке и начнется наш вояж в неизвестное.
Ужас в фильме нагнетается из ничего, но так напористо, что отвага девиц, пустившихся в темный лес, где явно леший бродит, покажется неправдоподобной. Это уже на старте подорвет доверие к способности авторов фантазировать так, чтобы поверили. А лешие не заставят себя ждать. Явятся молодцы, на лицо добрые, ужасные внутри. И увлекут легковерных в хоромы мрачные, уже с виду жуткие. Мы давно раскусили, что там добра не жди, а героини (буквально — героини!) все еще ждут, что их тут будут подвергать особого рода терапии, что это такой, типа, санаторий.
Я не иронизирую, а передаю смятение, которое вас охватит в кино, где каждый кадр логически не стыкуется с предыдущим, да и реакции несчастных неадекватны обстановке — персонажи повинуются не соответствующим внутренним импульсам, а прихотливой воле авторов. Фантазия отвязалась от любой жизни и вступила с ней в конфликт — типичный недуг жанра, попавшего в неопытные руки.
При этом теоретически все как бы в норме. Семейную жизнь молодой пары лихорадит: муж относится к своей половине именно как к половине — по-хозяйски. Оскорбляет подозрением в неверности, хотя сам гуляет налево. Хамит, бьет. Это и становится поводом для бунта, который учиняет Люба, отправившись в темные леса за мистическим излечением от напасти. Из ретровспышек станет ясно, что эти беды возникли не просто так — они родом из трудного детства, когда от родительских побоев нужно было прятаться под кроватью. Таким образом, все необходимое предъявлено — и зерна насилия, и жуткие всходы. Но если об этом рассказать просто так, без шаманских плясок, — будет еще одно назидательное кино о вреде домашних тираний. И тогда включается фантазия. И взбивает коктейль, буйный до умопомешательства.
Семейную драму излечивают — вы правильно догадались — в духе смутного времени: древними ведическими обрядами с заунывными песнопениями. Говорят, в творческом процессе авторы серьезно погружались в мир старообрядческих ритуалов и пытались их воспроизвести. Возможно, вдохновлялись опытом Стэнли Кубрика с его «Широко закрытыми глазами», но там была мистическая магия того, что зовут киногенией, а здесь сектантские радости перевели фильм в непредусмотренный жанр этнографического кино.
Конечно, в «Омуте» шаманы — ребята спортивные, мускулистые, очень плотские, но духовно загадочные, здесь любая женщина призадумается. И когда после череды изощреннейших пыток под дониконианское подвывание мятущаяся супруга уже готова броситься в объятия своего нового палача, мы понимаем, что секта — это необязательно кровожадная банда Мэнсона, это может быть и кружок психотерапевтов-любителей. Такое врачевание страхом: «иду на грозу», а там будь что будет. Поэтому создатели сего действа, хорошо попугав, дадут нам понять, что пугались мы совершенно зря — надо было радоваться: страх мой — друг мой.
С актерами в фильме все хорошо. С интеллигентными лицами водят языческие хороводы, являются и испаряются, соблазняют, взрываются и устрашают, но никто из них ни на миг не верит в происходящее. Известно, что из всех актерских заданий самое трудное — натурально рассмеяться, но выяснилось, что пугаться еще труднее. И вот хорошая актриса Алена Митрошина, даже пройдя Школу-студию МХАТ, активно вращает глазами, изображая испуг, — но самый доверчивый зритель в ужасе прошепчет: «Не верю!» Вячеслав Чепурченко в роли ревнивого мужа играет тирана в кубе и даже поцелуй наносит, как удар хлыстом. В роли главного шамана Данилы — типичный русский богатырь с обликом юного Олега Видова. Это австрийский актер Вольфганг Черни, и он здесь единственный, кто знает, как передать «химию» между персонажами, не впадая в постельные сцены.
Все участники действа явно получают от съемок удовольствие. Особенно от развитого литературного стиля порученных актерам диалогов: «Ты че творишь?! Отвали! Тварь!» Получит ли его усидчивый зритель — не уверен, посмотрим.
