Он давно считается классиком русской музыки в мире, измеряющимся именами великих, одновременно — новатором, соединяющим в своем творчестве глубинную русскую культуру, запечатленную в фольклоре, духовную традицию православия и дух современности, собственную интеллектуальность и неиссякающий экспериментаторский напор. Он крупнейший композитор современности, создатель целой эпохи российской культуры — ее музыки, оперы, балета, с ее выдающимися исполнителями, первая из которых — Майя Плисецкая. Родиону Щедрину исполняется 90 лет. По этому случаю состоялся разговор с биографом композитора, профессором Московской консерватории, автором книги «Путь к центру. Композитор Родион Щедрин» Валентиной Николаевной Холоповой.
Как вы определите главное качество Щедрина, которому удалось в ХХ веке, беспрецедентном по своему новаторскому размаху, стать одним из самых востребованных композиторов в мире?
Валентина Холопова: Он — русский композитор. В мире о нем так и говорят — русский композитор. Его феномен именно в национальности музыки, в оригинальности его таланта. Щедрин — прямой продолжатель идей великой русской культуры: Толстого, Чехова, Лескова, Чайковского, Стравинского, Прокофьева, русского балета, русского фольклора. Кстати, у него нет ни одного произведения, написанного на западные тексты — он пишет только на русскую классику, только на русское слово. Как никто из его современников, он поднял десятки пластов из традиции русской музыки: фольклор, древние православные церковные песнопения, частушки, хоровые канты времени Петра Первого и многое другое. При этом он настоящий изобретатель, который ввел в музыку множество новаций, очень смелых. Приведу в пример фортепианную пьесу «Плакальщица». Там у него есть всхлипывания на рояле. Такого до него не писали.
Собственно, его известность и начиналась с шумной истории, когда он выпускался из Московской консерватории. Вы учились почти в одно и то же время и, вероятно, слышали этот концерт?
Валентина Холопова: Он постарше меня. Я была на одном курсе с Шнитке, Губайдулиной, а Щедрин был тогда уже аспирант, их не особо увидишь в консерватории. Но с тех пор, как он играл на выпускном свой Первый фортепианный концерт и случился скандал, его узнали. Он тогда вставил в свой фортепианный концерт частушку «Семеновна». Для всех это было оскорбление слуха. Частушку в академическую музыку! Как он посмел! Но он потом написал еще и «Озорные частушки», и оперу «Не только любовь», куда тоже ввел несколько десятков этих лукавых напевов. Помню, как музыканты оркестра возмущенно бегали возле Большого зала консерватории, крича — нас заставляют играть частушки! Тем не менее его концерт для фортепиано в итоге был хорошо оценен. Так что Щедрин сразу был заметен как новатор, но — не с авангардной стороны.
Щедрина ведь в трудных ситуациях поддерживал тогда Шостакович? Как и многих других из молодого поколения — Шнитке, Губайдулину?
Валентина Холопова: О Шостаковиче говорили, что «все это поколение он вынес из огня». Да, он заметил Щедрина, поддерживал его. И Щедрин был ему благодарен до бесконечности, боготворил его как композитора. Они ведь были связаны по семье. Когда была эвакуация, Шостакович и отец Щедрина оказались в Куйбышеве (Самаре), где они работали в Союзе композиторов, общались. Шостакович тогда заканчивал «Ленинградскую симфонию», и Щедрин вспоминал, как 9-летним мальчиком присутствовал на генеральной репетиции симфонии. Сочинения Щедрина Шостакович хвалил, и это он уговорил его принять пост главы Союза композиторов РСФСР. Щедрин всегда это подчеркивал. Сам он не стремился ни к каким карьерам, оставался беспартийным. Поразительно, что ему удалось этого избежать, потому что тогда на должности беспартийных не назначали. Щедрин был как белая ворона.
Он вставил в свой концерт частушку «Семеновна». Для всех это было оскорблением слуха
Он же был верующий, поэтому?
Валентина Холопова: Не только. Он чувствовал фальшь официальной власти. Вера само собой, но она не проявлялась тогда вовне. Он почувствовал, что можно войти в религиозную тему. Я была у них в квартире. У него была целая полка с иконами, стояли церковные книги, но об этом нельзя было никому говорить, он от всех это скрывал. Он расшифровывал эти книги, понимал, какая там музыка, стилизовал под эту музыку и внутренне всегда был готов написать что-то религиозное. Позже, когда все открылось, он создал свое, наверное, самое гениальное сочинение «Запечатленный ангел». Это был уже 86-й год, когда началась перестройка.
И при этом у него был общественный темперамент?
Валентина Холопова: Темперамент был, поэтому он и был руководитель союза, а вот Шнитке никогда не был никаким руководителем, даже представить невозможно. А Щедрин — гражданин, борец. И Майя Михайловна тоже была гражданин, борец.
Щедрина упрекали в том, что он имел официальный пост и связанные с этим возможности, но ведь он, наоборот, помогал многим композиторам?
Валентина Холопова: Он всегда был внимателен к людям, всегда помогал, когда к нему обращались. Щедрин помог Шнитке с исполнением его Первой симфонии в 1974 году. Это было в очень важный для Шнитке момент. Щедрин подписал тогда разрешение, и симфония была исполнена Геннадием Рождественским в Горьком (Нижний Новгород). Помню, как мы тогда большой московской компанией отправились в Горький, слушали этот концерт, а потом бежали бегом на последний поезд, еле успели, запрыгивали в вагон. Для нас была радость видеть, что Союз композиторов возглавляет композитор-новатор. Не вспоминаю никаких претензий к нему Софии Губайдулиной. А с Эдисоном Денисовым они круто расходились по эстетическим позициям и соответствующим линиям действий.
Сам Щедрин экспериментировал буквально во всех направлениях, включая джаз. Интереснейший момент в его биографии — поездка в Америку в 1962 году и встречи с крупнейшими джазовыми музыкантами — Стеном Кентоном, Дейвом Брубеком, Ахмадом Джамалом. Это какая-то невероятная история для советских времен.
Валентина Холопова: Да, это был первый контакт советских деятелей культуры с Америкой после десятилетий «железного занавеса». Щедрин тогда два месяца провел в США, был на Бродвее, смотрел «Вестайдскую историю», которая ошеломила его. Пошел с Караевым слушать джаз. Прежде он относился к джазу как к развлекательному жанру — снисходительно, но когда близко услышал этих музыкантов, был просто сражен их высочайшим профессионализмом. Позже он сам участвовал в импровизациях и ввел джазовые элементы в свой Второй фортепианный концерт.
Премьеры Щедрина уже в те годы становились событием?
Валентина Холопова: Конечно. Его балеты танцевала Плисецкая, а раз Майя, значит, событие предрешено. Так же было и с операми. За эти партитуры брались ведущие дирижеры. Сегодня это Гергиев, в те времена его много исполняли Рождественский, Светланов, Темирканов, Маазель. К Щедрину тянулась вся исполнительская элита. Свою фортепианную музыку Щедрин сам играл: прелюдии и фуги, концерты, партию рояля в камерных ансамблях. Сейчас его много играют Мечетина, Мацуев. Исполнять музыку Щедрина очень сложно. Когда ставились в Большом театре «Мертвые души», почти все певцы отказывались петь, и найти состав, который может справиться с партиями такой неслыханной трудности, удалось не сразу. Премьеру пели Ворошило, Пьявко, Борисова. Сам Щедрин всегда говорил: для оперного сюжета температура 36,6 не годится, надо, чтобы была 39-40. Я думаю, в сложности его музыки есть какой-то тайный замысел, потому что ее всегда играют только очень высокопрофессиональные музыканты.
Главный человек в его жизни — великая Майя Плисецкая, для которой он написал все свои балеты, создав с ней, по сути, целую эпоху в балетной культуре. Сегодня во многих концертных залах в честь их творческого союза будет звучать «Кармен-сюита» Щедрина — Бизе — признанный шедевр, совершенно непонятый в те времена, премьера которого обернулась скандалом.
Валентина Холопова: Скандал тогда вышел из-за нового балетного стиля Плисецкой в партии Кармен. Кубинский балетмейстер Альберто Алонсо сочинил более раскованные движения и более оголенный костюм, чем в привычном классическом балете. Это вызвало шквал обвинений морального порядка, спектакль хотели снять. Фурцева заявила: «Ваша «Кармен умрет!», а Плисецкая ответила: «Кармен умрет, когда умру я!» Но «Кармен-сюита» оказалась бессмертной и исполняется сейчас 365 дней в году. Такого же рода история была и с «Анной Карениной», когда по требованию минкультуры в Большом театре перекрыли на генеральном прогоне балета зал, чтобы никто не проник и не увидел «дискредитацию русской классики». Бывало и так, что с Плисецкой вообще не здоровались в Большом театре, не узнавали ее, когда над Щедриным, не подписавшим письмо в поддержку ввода советских войск в Чехословакию в 1968 году, сгустились тучи. Считалось, что она опасная персона. Поэтому, когда говорят, что они благополучно жили, вот так они и жили. Щедрин посвящал Плисецкой музыку. Это был очень творческий союз. Они всегда были на связи, созванивались ежедневно, где бы каждый из них ни находился.
Когда в стране началась перестройка, Щедрин стал депутатом Верховного Совета СССР, работал в межрегиональной группе вместе с Сахаровым, Ельциным. Это нестандартный поворот для биографии композитора. Чем он был обусловлен и какие задачи Щедрин хотел решать в этом своем качестве? Вы ведь были его доверенным лицом на выборах?
Валентина Холопова: В депутаты Верховного Совета его избрали от Союза композиторов, и он дал согласие. Чувством гражданина он остро ощущал агонию позднего социализма и необходимость преобразования России. Он думал, что принесет в этом качестве пользу. У него были политические идеи: многопартийность и альтернативность выборов, поэтому он оказался в межрегиональной группе. Но все видели, когда транслировался знаменитый 1-й Съезд народных депутатов СССР, как Родион Щедрин подбежал со своей программой к трибуне, а Михаил Горбачев раздраженно не дал ему слова. Щедрин в те годы каждую трибуну использовал, чтобы сказать о бедствиях оркестров, о необходимости строительства новых концертных залов, о том, чтобы поощрять культурный энтузиазм людей в глубинках, помогать композиторам.
Друг Щедрина, поэт Андрей Вознесенский назвал его «хранителем Ордена профессионализма среди обнаглевшего дилетантизма». Щедрин, хотя и писал на Западе уже все на заказ, но всегда — не коммерческую музыку.
Валентина Холопова: Да. Для него аудитория — это не коммерческое понятие. Хотя он считает, что у большого искусства должна быть большая аудитория. Но одно компромиссное сочинение у него все-таки было — «Ленин в сердце народном», к 100-летию вождя. Он вынужден был его написать — в тот период напряжения с властью в 1968 году. И это была одна из лучших его вещей, созданных в то время. Он написал не кричащий официоз, а очень человечную вещь, так на эту тему не писали до него. И вот в этой человечности суть Щедрина.
