На книжной ярмарке в Шардже итальянский писатель Алессандро Барикко пообщался по-французски со своими арабскими (по)читателями.
Италия — почетный гость Шарджийской международной книжной выставки (SIBF) этого года. И в аравийскую пустыню высадился целый гуманитарный десант с Апеннинского полуострова — издатели, агенты и, разумеется писатели. Самый известный из которых — Алессандро Барикко, обладатель университетского диплома по философии и выпускник консерватории по классу фортепиано, музыкальный обозреватель и создатель школы творческого письма, и, конечно в первую очередь — автор изысканных романтических историй немного не от мира сего, хорошо известный и любимый читателями всего мира.
В том числе и мира арабского. Открывая встречу с ним в переполненном конференц-зале экспоцентра Шарджи, директор Итальянского института культуры в Абу-Даби профессор Ида Дзильо-Гранди напомнила, что на арабский язык переведено пять книг Барикко — треть всего им написанного. И в первом вопросе обратилась к самой полемичной из его книг — памфлету «Варвары. Эссе об измениях» («I barbari. Saggio sulla mutazione»? 2006). O каких «варварах» говорит маэстро?
Барикко в ответ напомнил, что к 2006 году как раз стали заметны первые последствия цифровой революции, и появилось ощущение, что подростки, пропадающие в видеоиграх — это просто авангард новой цивилизации. Которая, может, не лучше но точно не хуже старой. «Гугль — это фантастика!» — экспрессивно воскликнул итальянский писатель. И напомнил, что через 122 лет он написал другое развернутое эссе, The Game, в котором пишет уже о мире айфонов, ватсапа и тому подобного.
— Глобализация — враг? — уточнила ведущая.
— Глобализация — огромный риск, — парировал писатель.
Следующий вопрос касался музыки. По-прежнему ли она занимает такое место в его жизни, как когда он учился в консерватории?
— Еще бы! — рассмеялся Барикко. — Я живу с пианисткой!
И уже серьезнее уточнил, что именно поэтому сам он с академической музыкой сейчас практически завязал. Хотя они были очень интенсивны и даже очень ему мешали: в 17 лет, когда все вокруг слушали Pink Floyd, он слушал Бранденбургские концерты Баха — что не способствовало взаимопониманию со сверстниками.
Так и пошло. Писать, по уверениям Барикко — это как участвовать в японской чайной церемонии.
«Я участвовал однажды в такой — это завораживающе, абсурдно, ритмично… Я много преподавал. Да, конечно, писательство — это ремесло, но это и способ найти равновесие, создать тишину.
Страна, которую ты должен исследовать — это ты сам.
В этом году я выпустил эссе Путь повествования (La Via della Narrazione), но луче было бы назвать его Дао повествования».
Ухватившись за слова «я много преподавал», Ида Дзильо-Гранди попросила рассказать про «Школу Холден» — самый успешный в Италии проект такого рода.
«Нас было пятеро друзей, мы занимались разными вещами. И решили создать школу того, чего еще не было. Я сказал: «повествование!» Прекрасно, давайте создадим школу повествования, ведь всё вокруг — повествование».
Действительно: в школе Холден учат писать романы, эссе, сценарии к видеоиграм итд. А почему, кстати, итальянская литературная школа носит имя американского героя? «Как мы помним, Холден Колфилд сбежал из пяти школ. Нам хотелось создать такую школу из которой Холден не сбежал бы. Конечно, когда в ней стало заниматься одновременно до 400 студентов, такой дух сохранить непросто. Но мы стараемся».
После чего ведущая передала микрофон для вопросов в зал. Первым его заполучил ваш корреспондент и спросил, почему герой его любимого романа Барикко «Мистер Гвин» — писатель английский, а не итальянский.
— У меня вообще герои носят странные имена («Девятисотый», «Последний» — МВ), а действие разворачивается в Японии, Китае в еще более странных местах, напомнил Барикко. У меня нет героев с именами Мария и Джанни. Только в одном романе более-менее я воспроизвожу мир, в котором сам вырос.
Следующим был задан по-арабски вопрос про Умберто Эко и Элену Ферранте.
— Если ее читают во всем мире, значит, она молодец, тут нечего и обсуждать, — признал для начала Барикко. — Но мне трудно понять причины ее успеха, ее книги не для меня. Одним маркетингом это не объяснишь. Эко — другое дело. «Имя Розы» — гениальная книга, она опередила итальянскую литературу лет на двадцать и задала ей направление. Потому что Эко использует язык не только литературы, но и поп-музыки, кино, комикса. Когда я начинал писать, литераторы использовали только язык литературы. А Эко легитимизировал и другие языки, сделал этот путь «официальным».
Кино оказался посвящен следующий вопрос: что почувствовал Барикко, когда узнал о запуске фильма «Легенда о пианисте»?
— Как выиграл в мгновенную лотерею!» — мгновенно отшутился Барикко. И тут же добавил:
— Но потом началось: «Нужна история любви, иначе американцы не дадут денег!» Я говорил: «Это история о любви к музыке»! Но в конце концов действительно нашли красивую французскую актрису (Мелани Тьерри — МВ) и задействовали ее в роли без слов, практически ненужной. А вообще это довольно странно — кто-то берет твою историю и делает из нее свою историю. Что же касается музыкальной составляющей фильма — Морриконе просто гений!
Кстати, на устроенной перед началом встречи импровизированной пресс-конференции Барикко лично разрешил мои давние сомнения: то, что джазового трубача Макса, рассказчика в «Девятисотом», в фильме изображает белый актер — это не своеволие режиссера Сальватореса или маркетинговый ход продюсеров. Автор изначально представлял себе Макса именно так.
Следующие вопросы были более предсказуемы. По-французски Барикко спросили, почему он выбрал для жительства Париж, а по-арабски — кого из арабских писателей он знает.
На первый из них Барикко со смехом отвечал, что действительно обустроил себе парижский дом, но тут как раз начался карантин… а потом выяснилось, что его партнёрша предпочитает Парижу Рим. «Так что это оказалась неудачная инвестиция»!
Что же касается арабской литературы, то писатель признал, что он стыдится того, что, подобно всем европейцам, не знает о современной арабской литературе.
Еще одного поклонника мучил вопрос, как столь изысканному писателю, как Барикко, удается разделять с массами любовь к футболу?
— Футбол прекрасен! — возразил тот. — С помощью футбола можно понять весь мир. И это то, что позволяет мне найти тему для разговора с кем угодно, хоть с таксистом, во всем мире (кроме США). Причем я могу обсуждать не только «Интер», но и мой «Торино!»
От одного массового явления разговор перешел к другому массовому явлению Что бывший музыкальный критик думает об новейшей электронной разновидности рэпа, известной, как TRAP?
64-летний мэтр оказался настроен философски:
— Мы же говорим о популярной музыке, которая всё время меняется. Но у трэпа есть свой язык, своя поэзия. А главное — выделанностью, мастеровитостью эта музыка намного превосходит ту, которую слушали мы.
A не подумывает ли мэтр сам написать что-нибудь для детей?
— Я не способен быть прямым и нежным, — признался автор «Шелка» и «Море-Океана». — А еще у детей особый юмор. Мало кто из взрослых писателей хорошо пишет для детей. Это получалось у Ника Хорнби, может быть, у Даниэля Пеннака.
Закончил часовую встречу Барикко на приличествующей ноте.
— Первая книга в карьере писателя — особая, — заявил он. Ты годами накаливаешь энергию, и выбрасываешь ее неконтролируемо. В моем случае это отразилось и в названии («Замки гнева», 1991). Писать книги — это занятие, которое заставляет тебя вести странный образ жизни. И я старюсь сделать его как можно более нормальным. Когда родились дети (две дочери — МВ), на какое-то время они вышли на первый план, но потом снова всё вернулось на круги своя. Я не жалуюсь, это восхитительное ремесло. Но очень странное. Как быть космонавтом.
Впечатления от ярмарки в Шардже читайте на портале ГодЛитературы.РФ.
