Такого монолога Гамлета еще не видела театральная Москва. Актер (блистательный Дмитрий Чернов) на гигантской ладони — как на ладони Бога — задается знаменитыми вопросами, а в его руке — кукла, как две капли воды похожая на него. И монолог уже становится диалогом, потому что кукла тоже говорит, они спорят, страдают, словом, живут, и вскоре размывается грань между актером и куклой, и кто из них Гамлет, кто Бог уже не так важно. И маленькое чудо в финале, практически фокус, вместо куклы в руках Гамлета возникает стакан с чаем, ложечкой мешается сахар. Символ. «Так погибают замыслы с размахом».
Удивительно тонкие находки, виртуозная игра актеров и маленькие чудеса сопровождают весь спектакль «Играем Шекспира» от начала до конца. Впрочем, нет здесь никакого начала и нет конца. Так придумал режиссер Виктор Никоненко — когда зрители входят в зал, актеры на сцене еще репетируют. Когда гаснет свет, спектакль не начинается, а продолжается. «Просто мы показываем один день из жизни театра, артисты разминаются, репетируют, мудрые учат молодых, идет обычный театральный процесс, — говорит Никоненко, — а то, что взяли Шекспира, так все хотят сыграть Шекспира, и в нашем театре много блестящих актеров, которым это по силам».
«Главное, что мы хотели показать, это то, что театру кукол подвластно все, и он даже может больше визуально, чем драматический театр, у него больше возможностей, — объясняет автор пьесы Сергей Плотов. — Я надеюсь, что удалось создать странное, красивое, смешное, трогательное действо, когда Шекспир и театр кукол органично соединились».
Одно из самых неожиданных соединений, которое, бесспорно, войдет в историю театра — герои «Отелло» становятся персонажами петрушечного театра. И как полагается уличному театру — трагедия подменяется комедией.
«Петрушечный театр — это не только в России, аналоги есть во всем мире, и это народный театр, а Шекспир давно стал народным драматургом, он и писал для народа, это был основной зритель, так что нет ничего странного в том, что у нас Шекспир с Петрушкой срифмовался», — объясняет Плотов, который, к слову, специально для петрушечного Отелло позволил себе вольный перевод Шекспира — в стиле открыточных поздравлялок: «Вот и все, я умираю, счастья радости желаю. Чтоб детишек каждый год, и чтоб муж не идиот».
Всего в спектакле разыгрываются сцены из шести пьес Шекспира, для каждой свой жанр и своя система кукол. По сути, речь идет о маленьких бенефисах — перед нами блистают Дмитрий Чернов, Андрей Нечаев, Владимир Беркун, Роман Богомольный, Халися Богданова… И даже сам Шекспир. Его бюст выкапывают могильщики вскоре после знаменитой сцены про бедного Йорика. Рот драматурга шевелится — бюст читает «66-й сонет», не забывая произнести роковое и вечное: «Все мерзостно, что вижу я вокруг…».
Вообще в самоиронии создателям спектакля не откажешь — по-другому о театре рассказывать, наверное, и нельзя. В тех сценах, что связывают шекспировские шедевры, артисты многое рассказывают о жизни на сцене и за кулисами, иногда просто дарят зрителям актерские байки. «У каждого из нас бывает момент, когда друг пригласил на свою премьеру, а ты сидишь в зале и понимаешь, что и спектакль дрянь, и друг твой хуже всех, но после поклонов тебе надо зайти в гримерку и что-то сказать… Но что сказать, чтобы друг не обиделся? «Вот в чем вопрос?» Ответ — не менее шекспировский. Сказать нужно: «Как тебе это удалось?» И быстро выйти из гримерки. Пусть друг сам думает — похвалили его или подчеркнули провал».
И все же, рассуждая и шутя о театре, философствуя о жизни, размышляя о Шекспире, артисты не забыли о главном — показать театр кукол во всей красе. Это, пожалуй, особенно ярко и глубоко удалось в сценах из «Ромео и Джульетты». Здесь две разные системы кукол, которые обычно считаются несовместимыми. Тростевая — Джульетта — и марионетка, кукла на нитях, — Ромео. «А как еще было показать две разные семьи, которые не могут соединиться», — объясняет режиссерский ход Никоненко. Кульминации сцена достигает в тот момент, когда Ромео рвет нити, а Джульетта отказывается от тростей. Куклы умирают, но попадают в пространство вечной любви, паря над сценой и кучась на той самой руке Бога. А людей рядом нет — эта история уже не про них.
Так, оставив всем знакомые смыслы и темы, в Театре Образцова сыграли своего Шекспира — без пафоса и надрыва, без единого штампа и попытки угодить зрителю. Сыграли Шекспира без границ.